Осада (СИ) - Страница 25

Мужчины зашевелились, зашептались, словно слова эти вывели их из гипнотического воздействия тишины. Наломали веточек и стали тянуть. И когда первую короткую вытянул Важа, случилось неожиданное. Внезапно пискнул и зашелся в эпилептическом припадке звонка спутниковый телефон.

Бахва вздрогнул всем телом, вздрогнули и остальные, Манана торопливо взялась за винтовку, Михо за автомат, пытаясь разглядеть реакцию русских на прошедший со спутника сигнал. Темнота, прежде их союзница, стала внезапно предательски опасной.

– Что там? – буркнул он.

– Ответ на мой вопрос, – ответил Бахва. – Я запрашивал Кутаиси информацию об убитым Мананой краповом берете. Я подумал, что так смогу узнать что-то о войсках сопровождения колонны. Мне не ответили, но вот теперь решили… нет, не теперь. СМС было отправлено еще в восемь вечера.

– Так что? – нервничая, она озиралась по сторонам, но никакого заметного движения не видела. И это еще больше ее тревожило.

– Странное дело. Этот самый Оноприенко Федор Тимофеевич, семьдесят восьмого года рождения, оказался единственным полным георгиевским кавалером за всю новейшую историю России. И похоронен три года назад, как раз на этом кладбище. Убит нашим снайпером, кстати.

Манана изумленно уставилась на брата.

– Тут еще указано, что тело похоронили здесь, поскольку родственники не забрали на родину. Возможно, просто никого не было.

В этот момент до их слуха донеслись уже знакомые хлопки. Сразу четыре штуки. И еще три – секундой позднее.

11.

Дверь камеры открылась, внутрь впихнули нового подозреваемого. Белобрысый, с выгоревшими на солнце волосами, молодой человек лет двадцати пяти, в цветастой рубашке-поло, белых в тонкую бежевую полоску брюках, немного попачканных землей и светлых кожаных мокасинах на босу ногу. В серой камере, с темным кафелем пола и потолком в рыжих потеках он казался совершенно неуместным явлением. Стас пристально посмотрел на него. И получил столь же пристальный взгляд в ответ.

Сколько они молчали, играя в гляделки – трудно сказать. Вошедший выиграл, Стас вынужден был отвести взгляд. И едва только отвел, прибывший представился:

– Валентин Тихоновецкий, корреспондент газеты «Ярославский вестник», до выяснения. А… вы Станислав Белоконь, я прав?

– Откуда вы меня знаете?

– Меня вы не помните? Три года назад я брал у вас интервью. Вы тогда еще состояли в движении против нелегальной эмиграции. Были активистом.

– Вас сюда специально ради этого прислали?

Молодой человек усмехнулся.

– Считаете меня подсадной уткой? Да бросьте, Стас, давайте серьезно. Кстати, перейдем на «ты», помните, такое здесь правило.

Стас пожал плечами. В самом деле, в местах заключения, даже пускай это будет изолятор временного содержания, по-старому, КПЗ, все обращаются друг к другу на «ты». Вне зависимости от прежнего звания и места работы. Такая уравниловка – но только до той поры, пока человеку не определилось место в новой жизни.

Интересно, как этот журналист поведет себя, доведись ему и вправду попасть в СИЗО? Повадки он знает, но вот что случится на самом деле с ним в первый раз, когда его лично назовут «пряником» и дадут погоняло?

– Знаете, я ведь действительно, в определенном смысле, по вашей милости здесь. Только несколько иначе, чем вы представляете…. Да, так мы на «ты», я забыл. Ну и парилка же тут, – он вытер мгновенно вспотевший лоб воротом рубашки. Стас искоса смотрел на журналиста. Он уже успел притерпеться к той невыносимой жаре и духоте, что была в камере.

– Ты ведь работаешь на кладбище, – продолжил терзать вопросами Тихоновецкий. Стас не ответил, но Валентин не отступал. – Вчера вечером я отправился лепить репортаж об открытии одного клуба, «джинса», если честно. В смысле, проплаченная статья. Я распинаюсь о достоинствах, а мне за это двести евро в карман. Мероприятие затянулось, честно признаюсь, к выпуску номера я опоздал. Хозяин узнал и немедля выпер. Обратно дорога шла через кладбище…

– Может, хватит трепать? Скажи еще, без машины приперся.

Тихоновецкий пожал плечами.

– Да, без машины, моей «семеркой» только у клубов сверкать. Не баварская же. Короче, иду, а с кладбища мужик выбегает, пьянющий, и ко мне. Говорит, будто начали взрывать что на кладбище. Я от него отмахивался, но без толку. И тут сам взрывы услышал. Глухие такие, будто… петарды вдалеке бухают. Как на Новый год.

– И что нашел?

– Ты там еще не был?

– Откуда, только собирался. Меня за шкирку утром взяли и вот до сих пор торчу. Матери бы как сказать, что я здесь. А то она опять по моргам.

Его собеседник посуровел лицом. Очень профессионально изменилось выражение его физиономии – Стас моргнуть не успел, а на лице у Тихоновецкого отобразилось почтительное сочувствие.

– Да, эти сволочи, что угодно могут…. Ладно, у них тут небось, повсюду жучки понатыканы. Если меня выпустят, я позвоню, телефон только скажи, мобильник, у меня отобрали.

Стас продиктовал. Журналист положил вырванный из записной книжки листок в нагрудный карман цветастой гавайской рубашки, враз прилипшей к телу. Стас только теперь сообразил, почему на Тихоновецком такой нелепый наряд – своеобразный пропуск в тот мир, где он должен был заработать на статью.

– Как только отпустят, звякну. Фу, ну и духота, как тут дышать вообще можно… Да, продолжу. Со сторожем я зашел на кладбище и действительно обнаружил несколько вскрытых могил. Так, точно их взрывали. В темноте не разобрать особо, но я снял на мобильный, а тут этому алкашу позвонил собутыльник с другого кладбища, так что я схватил такси и помчался туда. Там тоже самое. Я немедленно в редакцию. У нас как принято – статья, раз уж номер ушел, выкладывается в Интернете. Так что я буквально на коленках настрочил, присовокупил фото, выложил. Затем решил связаться с теми, кто еще мог знать о происшедшем, вытащил из постели директора, сперва одного, потом другого, потом решил добраться до работников, первым мне на глаза попался ты… но тут статью хакнули, а пока я разбирался, что да как, за мной пришли. Просто как в восьмом, когда меня у твоей постели повязали.