Осада (СИ) - Страница 24

Бахва перевел взгляд на русских солдат на въезде. Их командиры так же смотрели в бинокли, вероятно так же недоуменно трясли и разглядывали свою оптику, и о чем-то совещались меж собой. Русские видны были как на ладони. Каждое действие, каждый шаг или жест.

– Инфракрасный режим в порядке. Только почему-то в селе не работает.

– Тебе не кажется странной такая избирательность?

– Кажется. Возможно, они закрылись мокрыми, только из колодца одеждами. Как раз на случай чего-то подобного.

– Или все умерли.

– Очень смешно, Михо.

– Взаимно, командир. Я вот что думаю, командир: часа через четыре, максимум пять, когда русские угомонятся и попривыкнут к тому, что ни черта не видят в деревне, горцы просто уйдут. Часть пленных возьмут, а остальных оставят на месте.

Бахва вздохнул. Положив бинокль на камень – так он стабилизировал картинку лучше – принялся внимательно изучать позиции русских вокруг села. Оцепление было не то, чтобы внушительным, но достаточным для того, чтобы не дать даже единственного шанса выбраться. Русские были повсюду, занимали все тропы, все господствующие высоты, чудо еще, что им не пришло в голову чуть отойти и взять под контроль этот холм.

Теперь в бинокль Михо смотрел Важа. Что-то пытался разглядеть в селении, быть может, кого-то из своей дальней родни – но сделать это при том, что каждый житель стал практически неразличим для инфракрасной оптики, не представлялось возможным. Наконец, он оставил бесполезное занятие и подполз к Нодару, о чем-то с ним беседуя. Тот несколько раз пожимал плечами, затем коротко прошептал:

– Видимо, прорываться они будут, используя живой щит. Это единственное, что мне приходит в голову.

– А мне сейчас пришло другое, – Михо отстранил Важу, и наклонился к Нодару. – Есть версия, что это сговор с русскими.

– Не понял, – встрял Бахва.

– Никаких партизан не было. Колонна только сделала вид, что попала в засаду. Это легко – стрелять в никуда, особенно когда на борту твоего грузовика уже есть мертвяки. А затем русские засели в селе. Иначе, почему они так уверены в происходящем, что даже не выставили посты и ходят безоружные. Маются без дела. Да просто им уже действительно нечего делать – все, что могли, весь этот спектакль, они завершили. Осталось объявить, что подлая Грузия послала тучу наемников резать села и убивать мирных русских вояк, защищающих таких же мирных грузин.

И Михо замолчал, переводя дыхание после столь необычно долгой для него речи. Бахва молчал так же. Важа оглянулся на Нодара, но тот упрямо покачал головой, хотел возразить, но невдалеке зашелестели ветви кустов. Бахва обернулся и тотчас опустил ствол автомата Михо.

– Манана, – произнес негромко он. Через минуту она была в окружении своего отряда.

– Вы так оживленно о чем-то спорили, – сказала она, стараясь перевести дыхание в промежутках между фразами, – удивляюсь, как русских не разбудили. У них уже отбой давно, а вы их беспокоите.

– Что ты увидела там, что так радуешься? – довольно холодно спросил брат. Манана пожала плечами

– Русских здесь человек двести. Или больше. Вероятно, основную часть просто десантировали с вертолетов. Между прочим, часть сидит прямо под этим холмом, вам не видно, около дюжины спецназовцев, и чего-то ждет. Огня не разжигают, но оружие наготове.

– Я обратил внимание, что русские чего-то ждут. Но скорее всего, рассвета, поскольку оптика ничего не может поделать с обитателями Мели.

– Вот парадокс: село будто вымерло, и в то же время продолжает жить.

– Скорее уж, село готовится к встрече с русскими войсками. Причем с распростертыми объятиями, – тут же откликнулся Михо.

– Ты думаешь, это очередная подстава? Вот не уверена. С чего бы это русские стали минировать подходы к селу?

Мужчины переглянулись.

– Минировать? Когда?

– Еще до нашего подхода. Я обратила внимание, как осторожно обходят стороной тропы и как далеко расположены позиции русских. Подчас в самых неудобных для атаки местах. Значит, минные поля просто закрывают дорогу партизанам, и они это знают. Потому и шатаются без дела, ожидают глубокой ночи, когда можно будет хотя бы попытаться разминировать проход, – Манана замолчала, озирая сгрудившихся вокруг нее мужчин, – Полагаю, их заперли в селе, и те об этом знают. Брат, а ты что видел?

В двух словах Бахва постарался передать увиденное еще вечером в деревне. Манана слушала, потом вынесла неутешительный вердикт:

– Знаешь, брат, иной раз мне кажется, они уже сдались. И если за сегодняшнюю ночь ничего не произойдет, тогда выходит, что они просто ждут завтрашнего утра, чтобы протянуть вперед руки.

– Но движение не прекращается до сих пор. И это странно. Если внимательно всмотреться, то можно увидеть….

– А ты как бы вел себя, когда назавтра тебя отправят в Сухуми?

При слове «Сухуми» Бахва непроизвольно вздрогнул. Под столицей Абхазии располагался огромный фильтрационный лагерь и тюрьма для военнопленных.

После этих слов наступила томительная пауза. Долго никто не посмел нарушить нависшую тишину, медленно опустившуюся им на плечи, и прижимавшую с силой к земле.

– Так что нам все равно придется подождать до завтра, – тихо произнесла Манана. Она корила себя за напоминание о Сухуми. Во время войны их двоюродный брат Тенгиз исчез именно там. Стоит ли говорить, что Бахва, ее младший брат, воевавший в тех же местах, но сумевший уйти от пленения, теперь стал тенью возмездия? Стоит ли упоминать, что именно из-за него, брата, Манана отправилась в ополчение и в итоге вошла в одну с ним группу? Что слова, разве они передадут тяжесть мыслей, давящих на мозг при упоминании одного только слова. – Как ночь пройдет, так и будем действовать. А сейчас давайте выбирать, кому предстоит поспать.