Осада (СИ) - Страница 64

– Батюшка, остановите своих, пока мы займемся.

Отец Дмитрий покорно сошел в наос и попросил выйти на середину всех, кто получил укус или какое иное повреждение от мертвецов.

– О чем я говорил сегодня на утрени, – добавил он. Несколько человек повиновались, вышли на середину. – Еще, пожалуйста, – попросил батюшка, – выходите все. От вас зависят жизни ваших близких.

– Выходите, – добавил старлей. – Все равно мы ничем вам уже не поможем. А вы навредите еще о-го-го как.

Один из стоявших упал, остальные попытались метнуться к стенам, но батюшка словом, и старлей автоматом удержали их на месте.

– Выходите. Ничего уже не поделаешь. Ничего, – повторил он, вложив в голос столько металла, сколько смог. И повернулся к батюшке.

Один из лежащих у алтаря начал подниматься.

– Вам достаточно одного примера или нам подождать? – спросил старлей у замершей в диком, парализующем ужасе толпы. Ответа не было.

Нестеров и Бужор прикладывали дуло ко лбу или затылку упавших и стреляли, затем к ним присоединился Магомедов, оглядывающий черным глазом толпу. Убивали ритмично, споро, словно давно привыкли к такой процедуре. Убитых поворачивали головой на север, для отличия.

Батюшка подошел поближе и принялся читать на исход души. Хотя на душе скребли кошки. Что считать временем смерти, когда человек только был укушен мертвецом или же неизбежно скончался от укуса, а может, еще и в то время, пока он пребывает между смертью и восстанием еще разрешено читать канон на разлучение души и тела – только непонятно, разлучается ли вообще душа человека отныне. И если разлучается, то когда? Неужто лишь насильственно. И это значит, что все восставшие обретают свои души сызнова – в негодные подгнившие тела, пожранные червями, иссушенные временем?

Но с течением времени, моление отца Дмитрия, успокоило и его самого и собравшихся. Он читал псалтырь и понемногу забывался за произнесением канона, и не прерывался даже, когда новые и новые тела падали на пол. А лишь начинал заупокойную молитву по окончании каждого псалма. И это размеренное «Помяни, Господи Боже наш…» гипнотизировало и самого батюшку и всех, находившихся в храме.

– Работает ОМОН! – рявкнули снаружи. Батюшка прервался на миг, когда внутрь ворвалось с десяток автоматчиков, но, поворотив голову, он снова принялся за недоконченный псалом, и стоявшие вслушивались в голос отца Дмитрия, а убивавшие старались делать свою работу в промежутках между чтением.

Краем глаза он заметил, что старлей вышел и теперь совещается с кем-то из прибывшего начальства. Наконец, среди собравшихся уже не осталось пострадавших от действий живых мертвецов, люди больше не рушились замертво на пол, и довольно долго.

Отец Дмитрий завершил чтение по усопшим, оглянулся. Ряды стоявших у стен заметно уменьшились, вряд ли половина осталась от прежнего числа. Он перевел дыхание, подошел к старшему лейтенанту, – прибыли грузовики, омоновцы начали выносить трупы.

– Пора отпускать.

– Да, конечно, – но прибывшее начальство перестраховалось и прождало еще час, пока не убедилось в том, что подобное не повторится. За это время были две тревоги, но обе ложные – старушки, уставшие стоять столько времени в духоте, упали в обморок. Последнее обстоятельство, кажется, сыграло свою роль: оставшихся в живых, стали отпускать по домам.

– И будьте осторожны, – произнес старлей, когда последний прихожанин покинул церковь. – В поселке неспокойно. Сами понимаете.

– Там тоже?

– Да, там тоже. Везде тоже. Надо слушать телевизор, наверное, будет какое-то обращение. А церковь придется закрыть.

Отец Дмитрий мелко закивал. Бросил взгляд на Спаса. Икона снова показалась ему темнее прочих. Или устали глаза. Или он сам – батюшка только сейчас понял, что едва держится на ногах. Он оглянулся. Разгромленная церковь показалась ему изнасилованной. Сорванные иконы, разбросанная повсюду утварь, лужи крови на полу, следы от пуль. И он, стоявший прямо под барабаном в полном облачении, рядом с омоновцами, тоже в полном облачении – в касках, бронежилетах, с автоматами наизготовку. Все это казалось дурным сном, от которого нет и не будет освобождения.

Церкви сделали аборт, выбросив из лона ее Святое Присутствие. И теперь она, лишенная сути своей, казалась пустой и ненужной.

– Вас подбросить? – спросил незаметно вошедший старлей. Он кивнул, пытаясь закрыть обломки дверей. Оставил это занятие и прошел в уазик. Возле церкви остался дежурить Магомедов. Посмотрев на молодого человека, цепко державшего автомат, батюшка отвернулся. Закрыл глаза и тут же открыл их. И зашарил в поисках валидола. Хотя это вряд ли поможет. Но хоть немного.

25.

Сразу после первого заседания Совбеза Пашков вылетел в Москву. В десять утра следующего дня те же собрались там же. Словно и не расходились никуда. Совещание началось с доклада Нефедова. Он сообщил последние данные по событиям в поселковой церкви, подвергшейся нападению живых мертвецов. Семьдесят два убитых и двое раненых. Живых мертвецов уничтожено одиннадцать. Церковь закрыта на неопределенное время, с тамошним священником ведется беседа.

– Теперь по стране в целом, – продолжил он. – Данные сейчас будут показаны. Артем, пожалуйста, сообщите о потерях и покажите карту.

Торопец, отвечавший за информационную подпитку, запустил программу. Члены Совбеза молча смотрели на экраны стоявших перед ними жидкокристаллических мониторов, как специально, черной пластмассы. Артем вывел список жертв на одиннадцать десять по Москве, затем, подождав минуту, показал карту России, на которой красными оспинами отмечались места нападений живых мертвецов, каждый миллиметр диаметра круга обозначал число жертв.