На пороге двое в милицейской форме. За спиной одного болтался автомат, второй держал планшетку с завернувшимися, затрепанными листами.
– Белоконь Станислав Борисович, – не то вопросительно, не то утвердительно произнес он. Стас медленно кивнул, и тотчас узнал говорившего.
Подобное забыть трудно. Это был тот самый капитан, что с таким усердием три или четыре года назад резиновой дубинкой отбивал ему почки в милицейской машине. По дороге в участок. Тогда на допросе Стас потерял сознание, его пытались откачать, как могли, лили в лицо воду, хлестали по щекам – он это вспоминал как дурной сон. Затем, видя, что из пленника больше ничего не выбьешь, отправили под конвоем в больницу. Все время выздоровления рядом с ним дежурил кто-то из младшего состава, в форме, как будто напоминая, кто он и почему под столь серьезной охраной. Затем, едва он смог ходить, состоялся суд. Долгий, бессмысленный процесс, тоже прошедший, словно бред наркомана, и ныне вспоминавшейся разве что в тяжких снах горячего, обжигающего лета. Сперва ему дали полгода колонии, потом суд второй инстанции обжаловал и смягчил приговор: год условно. И два года условно тому, кто сейчас стоял перед ним. Прокуратура хотела подать протест, но кто-то надавил, очевидно, очень высокий, и третьего испытания не случилось. Он вернулся в больницу, где и добрался до конца лечения. А теперь вот вернулся на то же место работы. Ему даже увеличили оклад.
Казалось, после суда всё и успокоилось. Год прошел в ожиданиях, второй и третий, поневоле заставляли медленно забывать обо всем минувшем. И вот сегодня, второго августа, день в день….
Словно кошмар, извлеченный бессонницей жаркой ночи из самых темных глубин сознания.
Милиционер повторил его имя-фамилию. Стас медленно, через силу, кивнул. Сердце оборвалось, застучало дробно и словно, остановилось. Услышав голоса, в прихожую вошла мама. И тоже узнала.
Мертвенная тишина разлилась по квартире.
– Нет! – вскрик. – Не пущу!
Она попыталась встать между сыном и вошедшими, но второй милиционер, тоже капитан по званию, немедленно преградил ей дорогу.
– Извините, но это профилактическая работа…
– Знаем мы ваше профилактическое. Что с сыном сделали, уроды, он же год из больницы не вылазил. Сейчас только на лекарствах живет. Вам этого мало? Вовсе хотите угробить?
– Постойте, я же сказал, он…
– Уйдите, ироды, уйдите подобру-поздорову, – она попыталась вырваться из рук милиционера, но ее обхватили, ровно стальными обручами. Дверь квартиры напротив приоткрылась на ладонь, а затем так же тихо снова закрылась.
– Это профилактическая проверка. Мы вынуждены задать вашему сыну, являвшемуся активистом «Движения против нелегальной эмиграции» несколько вопросов.
– Движение давно распущено.
– Официально. Но нам известно, что вы собираетесь временами.
– Это мои друзья. Я прихожу к ним, они ко мне.
– Нам все это придется запротоколировать. Собирайтесь и идемте.
– Я пойду с ним!
Тот капитан хотел покачать головой, но его опередили.
– Если вам так угодно, звоните адвокату. Он имеет право присутствовать при допросе.
Мать как-то разом сникла. Слово «адвокат», чуждое, пришедшее вместе с этими людьми, тогда, три или четыре года назад, для нее до сих пор означало только одно – беду. Какую на сей раз? – кто знает. Да и неважно, ведь просто так не придут. Значит, теперь уже никогда не оставят в покое.
Стасу почти не надо было собираться – только ботинки зашнуровать. Выпил валидол, на всякий случай, сердце теперь в жару пошаливало. И нацепив на голову бейсболку, кивнул своему мучителю, готовый идти.
Мать хотела что-то сказать на прощание, какие-то слова. Не находились, взяла его за руку, поцеловала в щеку, прижала к себе. Милиционеры молча смотрели, застыв у самого порога. Стас сам разжал объятия.
– Не надо, мама, – кажется, он произнес именно те слова, когда первый раз встретился с ней в больнице. Слезы блеснули и тут же исчезли. Мать закрыла лицо рукой, отвернулась. Потом снова обняла.
Милиционеры все так же стояли, словно истуканы. Смотря на прижавшихся друг к другу и точно не видя прощания.
Потом она припомнила про таблетки.
– Через адвоката, – тут же ответил тот капитан. – Все это решается через адвоката. Вы же помните процедуру.
Последние слова он подчеркнул особо. Мать взглянула на него, он медленно отвернулся, а затем бросил беглый взгляд на часы, нежданно сверкнувшие золотом. Прищурив глаза, Стас присмотрелся, благо часы оказались в полуметре от лица. Дорогая модель, с тремя циферблатами и фазами луны. В прошлый раз у капитана были другие, кварцевые «Кью энд Кью». Он их хорошо запомнил, как-никак, капитан разбил похожие часы об его лицо. Эта промашка потом сказалась на результате процесса. С тех пор обращать внимание на детали стало его привычкой.
Только теперь капитан будет куда осторожнее.
Стас быстро, словно подгоняемый сзади идущим, спустился по лестнице, его мучитель вышел первым. Милицейский «козел» стоял поодаль, у самого въезда во двор, видимо, чтобы не бросаться в глаза из окон его квартиры – уж что-что, а место расположения оной эти двое прекрасно изучили. Но, к его удивлению, оба милиционера направились к частному «Лендроверу». Нет, не частному, судя по буквам Е КХ в номере, автомобиль принадлежал человеку из службы безопасности. В народе, присвоенные ФСБ буквы расшифровывали «еду, как хочу». И уж это воистину было правдой.